Богам – божье, людям – людское - Страница 68

Если до этого момента Мишка в общем-то ясно понимал, что и зачем делает дед, то последняя фраза поразила его не меньше, чем всех остальных присутствующих.

– В наказание за то, что вы боярича Михаила и наставника Андрея одних под вражьими стрелами бросили! А я вас с ним послал для того, чтобы вы его оберегали, как и надлежит простым воинам своего начального человека оберегать!

Это была явная несправедливость, но Аристарх молча кивнул, подтверждая сказанное Корнеем, а Мишка просто не решился вставить слово поперек.

– Вот для того вас в воинское братство и приняли, – продолжал дед, – что для ратника обережение своего начальника – не добрая воля, а обязанность! Может так статься, что вскоре нам опять в бой идти, а посему запомните: если с Михайлой что случится, никому из вас не жить! Больше от вас толку пока никакого нет, и если вы с этой обязанностью не справитесь, то более вы мне нужны не будете, а раз опоясанных воинов в холопство возвращать нельзя, то наказание будет вам одно – смерть!

Корней немного помолчал, оценивая впечатление, которое его речь произвела на опричников. Впечатление было сильным, по виду отроков было понятно, что в угрозу они поверили всерьез.

– Вот так! Кхе! Учеников в Воинскую школу мы и новых набрать можем, а боярич Михаил у нас один… – Дед неожиданно запнулся и поправил сам себя: – Старший из бояричей. Братья Михайлы, неважно, по крови или через Святое Крещение, тоже бояричи, и если кто из вас им сгрубит или ослушается, велю старшему бояричу наказывать за это жестоко, вплоть до лишения живота! – Дед обернулся к Мишке: – Понял меня?

– Так точно, господин воевода!

– И не жалеть!!! Парочку зарежешь, остальные умнее станут. А теперь… пошли вон, недоноски!!!

И вот тут-то Мишка в очередной раз убедился, что месяцы учебы не прошли для отроков зря. Вместо того чтобы бегом рвануть от грозного рыка воеводы, опричники шустро выстроились в колонну по два и, повинуясь командам Степана, печатая шаг, лихо промаршировали мимо воеводы в сторону коновязи.

– Кхе! – Универсальный комментарий Корнея явно имел одобрительную интонацию.

«Вот тебе и «кхе!» А представьте себе, сэр Майкл, что оружие у вас в руке играло бы так же, как в те несколько секунд, когда вы были под воздействием господина бургомистра! Вот бы шоу устроили, пацаны бы уссались от восторга! Конечно, лорд Корней и тогда бы победил, но… а вообще-то не факт – он-то на протезе, а у вас подвижность и глазомер усилились бы будь здоров… Неважно! Главное, надо учиться входить в боевой транс, а научиться этому можно только у Аристарха. Увы, но если даже другие это и умеют, тот же Алексей например, то обучить этому искусству, видимо, очень сложно, а Аристарх обучить может, но вместе с этой наукой придется осваивать еще кучу мистических прибамбасов из арсенала жрецов Перуна. Ну, будем считать это платой за учебу, да и не бывает информация лишней, сами же поняли, сэр, что разобраться в некоторых обстоятельствах без знания этих самых прибамбасов невозможно!»

Из задумчивости Мишку вывел Зверь, пихнувший его мордой в спину, мол: «Долго тут еще торчать будем, хозяин? С утра же не жравши!» Действительно, они остались на стрельбище одни – опричники убрались первыми, за ними, стремя в стремя, последовала «сладкая парочка» Корней и Аристарх. Судя по жестам, староста как раз живописал воеводе, как между ним и Нинеей бегал бронзовый лис.

– Прости, Зверюга, задумался, сейчас поедем – тебя покормить надо, а опричникам разъяснить, что лорд Корней говорил, что при этом имел в виду, что на самом деле думал и какие выводы из всего вышеперечисленного надлежит сделать. А то запугал старый хрен детишек: «Зарезать! Не жалеть!» Он же на самом деле добрый… ну, почти. Оп-па! Поехали!

Заниматься разъяснительной работой Мишке не пришлось – судя по жизнерадостному ржанию опричников, столпившихся у конюшни, кто-то уже взялся поднимать их угнетенный выступлением господина воеводы «морально-политический» дух, и… разумеется, это был «начальник тыла» Илья. Пережидая очередной взрыв смеха, он смачно откусил кусок морковки, целый пучок которой держал в руке, пожевал, жмурясь, как кот, а потом продолжил:

– Это еще что! А вот был случай… Пришла как-то к Добродее молодая баба и жалуется, что муж-де к ней охладел. Так, мол, и так: лягухой обзывает, глаз, говорит, у тебя рыбий, и ни любви, ни ласки от него ни по будням, ни по праздникам. Прям беда! Добродея ее спрашивает:

«Бьет?»

Та отвечает:

«Бывает… иногда, да и то… как-то без интересу, вроде как работу исполняет, даже обидно!»

«Да, – говорит Добродея, – беда у тебя тяжкая, но помочь ей можно! Научу я тебя наговору чудесному, всю холодность мужнюю как рукой снимет: и лупить тебя будет от всего сердца, и… все прочее творить станет от всей души, пламенно! Слушай и запоминай, слова там такие: «Я женщина слабая, беззащитная, меня всякий обидеть может!» Запомнила? Повтори».

Ну, та повторила, а Добродея сердится:

«Да не так, дура! Это со страстью говорить надо, даже не говорить, а кричать! Чтобы со слезой, со злостью… Ну, представь себе: ты мужняя жена, а всякий обидеть может! Разве ж это жизнь?»

Мучились они мучились, наконец сказала бабенка все, как надо.

«А теперь, бедолага, запоминай самое главное: на каждое слово этого наговора должен приходиться один удар скалкой! Вот так: «Я! Женщина! Слабая!»

Илья запищал женским голосом и принялся наносить «удары» зажатым в кулаке пучком морковки.

«Господи, знал бы Антон Павлович, из каких глубин веков пришли к нему эти слова!»